Дорога скорби - Страница 40

К оглавлению

– Вот именно.

– Так в чем проблема?

– Надо проверить, не он ли манипулирует делом Квинта ради своей личной выгоды.

– Я слышал, что за этим делом кто-то стоит, – задумчиво сказал я.

– Найдите, кто это и что им надо.

– Попытаюсь. Но почему я? Почему не полиция? Почему не "старина Интернет"?

Он прямо посмотрел на меня.

– Потому что вы включаете в свои услуги молчание.

– Я беру дорого, – сказал я.

– Аванс и дополнительное вознаграждение, – пообещал он.

– Кто платит? – Все будет идти через меня.

– И подразумевается, – сказал я, – что если будут результаты, то они ваши. А предъявлять иск или нет – это тоже будет ваше дело.

Он кивнул.

– Если вы желаете знать, – сказал я, – когда дело дошло до Эллиса Квинта, я вернул своему клиенту деньги, чтобы остановить его самому. Клиент поначалу не поверил, что это сделал Эллис. Я сделал свой выбор. Должен сказать, что вам придется пойти на этот риск.

Он наклонился вперед и протянул свою толстую руку.

– Пожмем друг другу руки, – сказал он и схватил мою с такой силой, что я зашипел от боли. – В чем дело? – спросил он.

– Ни в чем.

Незачем ему знать слишком много, подумают я. Мое доброе имя было превращено в лохмотья, сломанная кость болела, а в перспективе меня ждало препарирование адвокатами Эллиса. Они мной займутся, точно так же, как Джонатаном, моим приятелем с разноцветными волосами.

– Мистер Татум, – начал я.

– Дэвис. Мое имя Дэвис.

– Вы дадите мне гарантию, что не будете рассказывать об этом деле в Жокейском и прочих клубах?

– Гарантию?

– Да.

– Но я же говорил вам... это к вашей чести.

– Это личное дело. Я не люблю шумихи.

Он задумчиво посмотрел на меня.

– Я даю вам гарантию.

Я хотел верить ему, но... Он был уж слишком клубный человек, завсегдатай комнат с темными панелями, полных давно подорванных репутаций и смачно повторяемых тайн: "Только тебе по секрету, старина".

– Сид.

– Да?

– Что бы ни писали газеты, те, к чьему мнению реально прислушиваются, уважают вас.

– И кто же это?

– В клубах легко распространяются слухи, но в наши дни власть имущие там не лгут.

– Власть имущие блуждают кругом, как северный магнитный полюс.

– Кто это сказал?

– Я.

– Нет, я имею в виду, вы это придумали?

– Понятия не имею.

– Власть в наши дни раздроблена, – сказал он.

Я добавил:

– И где есть власть, там необязательно появляться.

Он просиял, как будто сам это придумал. Тут у меня над ухом зашуршала одежда и донесся цветочный аромат, молодая женщина придвинула к нашему столику кресло и с торжествующим видом уселась.

– Вот так так, – сказала она. – Мистер Дэвис Татум и Сид Холли!

Какой сюрприз!

Я повернулся к озадаченному Татуму и сказал:

– Это мисс Индия Кэткарт, которая пишет для "Памп". Если вы ничего не скажете, то прочитаете, что говорили то, чего никогда не думали, а если что-то скажете, то пожалеете об этом.

– Сид, – насмешливо-печально сказала она, – вы не можете не грубить?

Татум возмущенно открыл рот, и я, опасаясь, что он бросится меня защищать, покачал головой. Он посмотрел на меня, затем спросил самым беспристрастным адвокатским тоном:

– Мисс Кэткарт, почему вы приехали сюда?

– Как почему? Чтобы встретиться с вами, конечно.

– Но почему?

Она перевела взгляд с него на меня и обратно. Выглядела она точно так, как я помнил, – безупречная фарфоровая кожа, голубые глаза, четко очерченные губы, черные блестящие волосы. Она была одета в коричневое и красное с янтарными бусами.

– Разве это прилично, когда члена коллегии государственной прокуратуры видят беседующим со свидетелем?

– Нет, – сказал Татум и спросил у меня:

– Вы говорили ей, что мы встречаемся здесь?

– Нет, конечно.

– Но тогда каким образом вы, мисс Кэткарт, оказались здесь?

– Я же вам сказала. Ради репортажа.

– В "Памп" знают, что я здесь? – спросил я.

С тенью недовольства она ответила:

– Я не ребенок. Я действую сама по себе, знаете ли. И как бы там ни было, меня послала газета.

– Это в "Памп" вам сказали, что мы здесь? – спросил Татум.

– Мой редактор сказал мне пойти и посмотреть. И он был прав!

– Сид? – Татум поднял брови.

– Ага, это интересно.

– Кевин говорит, что вы ходили в школу в Ливерпуле, – сказала мне Индия.

Озадаченный Татум спросил:

– Что вы сказали?

– Сид не сказал мне, где он учился, так я это выяснила, – объяснила она и посмотрела на меня обвиняюще. – Вы говорите не как ливерпулец.

– Правда?

– У вас скорее итонское произношение. Откуда?

– Я способный подражатель, – ответил я. Если бы она и в самом деле захотела, она могла выяснить также, что от шестнадцати до двадцати одного года меня почти что усыновил один ньюмаркетский тренер (он-то в Итоне был), который сделал из меня хорошего жокея, своим примером исправил мне речь и научил, как жить, как вести себя и как распоряжаться деньгами, которые я заработал. Он уже тогда был стар и давно умер. Я часто думал о нем. Он все еще открывал передо мной двери.

– Кевин сказал мне, что вы были уличным ребенком, – продолжила Индия.

– Уличный – это положение, а не место.

– А мы колючие, правда?

Черт, подумал я. Я не позволю ей подстрекать себя. Я улыбнулся, что ей не понравилось.

Татум, неодобрительно прислушивающийся к этому разговору, спросил:

– Кто такой этот Кевин?

– Он работает в "Памп", – сказал я ему.

– Кевин Миллс – ведущий репортер "Памп", – заявила Индия. – Он помог Холли и получил по зубам.

– Это больно, – сухо прокомментировал Татум.