– Что такое важное ты знаешь? – спросил я.
– Эй! Послушайте! О чем вы говорите?
– Ты хотел мне что-то сказать, ведь так? – без нажима сказал я.
– Не знаю. Почему вы так подумали?
Я слишком часто видел это выражение, чтобы ошибаться. Он знал что-то, что должен был рассказать, и только его бунтарство заставляло его молчать так долго.
Я не стал взывать к лучшей стороне его натуры, поскольку не был уверен в ее существовании.
– Ты проснулся раньше, чем в четыре часа? – предположил я. Он бросил на меня свирепый взгляд, но промолчал.
– Ты что, терпеть не можешь помогать кому бы то ни было? Никто не уличит тебя в хорошем поведении. Скажи мне, что ты знаешь. Я дам о тебе такой плохой отзыв, какой захочешь. Твоя репутация останется при тебе.
– Идите к черту.
Я ждал.
– Она меня убьет, – сказал он. – Хуже – она выгонит меня из дома.
– Миссис Брэккен?
Он кивнул.
– Моя тетя Бетти.
– Что ты сделал?
Он произнес несколько англосаксонских слов, чтобы произвести на меня впечатление своей взрослостью. Очень патетично. К сожалению.
– У нее такие дурацкие правила, – сказал он. – Быть дома к половине двенадцатого вечера.
– А сегодня ночью ты не был? – предположил я.
– Меня отпустили на поруки, – сказал он. – Она вам сказала?
– Да.
Он сделал еще два шага по направлению ко мне, подойдя на нормальное для разговора расстояние.
– Если она узнает, что я уходил, я опять могу попасть в колонию.
– Если она тебя посадит, ты хочешь сказать?
Он кивнул.
– Но... черт... отрубить лошади ногу...
Вполне возможно, где-то и была у его натуры лучшая сторона. Угонять машины было о'кей, калечить лошадей – нет. Он не мог выкалывать глаза пони – не тот это был тип.
– Если я улажу это с твоей тетей, ты мне скажешь? – спросил я.
– Пусть она пообещает не говорить Арчи. Он хуже.
– Э... А кто такой Арчи?
– Мой дядя. Брат тети Бетти. Он из истеблишмента.
Я не давал никаких обещаний.
– Просто говори.
– Через три недели мне будет шестнадцать. – Он внимательно посмотрел на меня, ожидая реакции, но его слова меня всего лишь озадачили. Я подумал, что возраст, после которого преступление перестает считаться "детским", на два года больше. Его не могут послать в тюрьму для взрослых. Джонатан увидел, что я ничего не понимаю.
– Нельзя привлечь за секс с парнем, которому нет шестнадцати, – нетерпеливо сказал он. – Только с девчонкой.
– Ты уверен?
– Она так сказала.
– Тетя Бетти? – растерялся я.
– Да нет, тупица. Женщина в деревне.
– А!
– Ее старик – водитель-дальнобойщик. Он меня убьет. Тут и колония сойдет за яблочный пирог.
– Вряд ли.
– Она этого хотела, ясно? А я никогда этого раньше не делал. Я купил ей джину в пабе.
Что было определенно незаконно для пятнадцатилетнего.
– Так... этой ночью ты возвращался из деревни... Когда? Точное время.
– Было темно. Перед самым рассветом. Раньше луна светила ярче, но я припозднился. Я бежал. Она – тетя Бетти – встает с петухами. Выпускает собак в шесть часов.
Я подумал и спросил:
– Ты видел каких-нибудь бродяг или туристов?
– Нет. Для них было слишком рано.
Я задержал дыхание. Я должен был задать следующий вопрос и боялся ответа.
– Итак, кого ты видел?
– Не кого, а что. – Он умолк и пересмотрел свою позицию. – Я не ходил в деревню. Я откажусь от этого.
Я кивнул.
– Тебе не спалось. Ты вышел прогуляться.
– Ага, именно так, – с облегчением сказал он. – И что ты увидел?
– "Лендровер".
Не кого, а что. Отчасти с облегчением, отчасти с недоумением я сказал:
– Не слишком исключительное событие в деревне.
– Нет, но это не был "Лендровер" тети Бетти. Он был поновее и цвета не зеленого, а голубого. Он стоял на дорожке неподалеку от ворот загона. В нем никого не было. Я не стал об этом задумываться. От этой дорожки можно пройти к дому. Я всегда хожу этим путем. Подальше от окон тети Бетти.
– Ты шел через двор, где стоят мусорные баки?
Он сильно удивился. Я не стал объяснять, что его тетя водила меня этим путем. Вместо этого я сказал:
– Этот "Лендровер" мог быть машиной туристов?
– Не знаю, почему я напрягаюсь и рассказываю вам об этом.
– Что еще ты заметил в этом "Лендровере", кроме его цвета?
– Ничего. Я же сказал вам, меня больше интересовало, как вернуться в дом, чтобы никто не заметил.
Я подумал немного и спросил:
– Как близко ты к нему подходил?
– Я коснулся его. Я не видел машину, пока не оказался совсем рядом.
Я же вам говорил – я бежал по дорожке. Я больше смотрел под ноги, и было еще почти темно.
– Она стояла к тебе передом или ты подбежал к ней сзади?
– Спереди. Лунного света еще хватало, и он отражался в ветровом стекле. Это я и увидел сначала – отражение.
– К какому месту ты прикоснулся?
– К капоту, – сказал он и добавил, удивляясь собственной памяти: Он был еще горячий.
– Ты видел номер?
– Не было возможности. Я не заглядывал.
– Что еще ты увидел?
– Ничего.
– А откуда ты узнал, что в машине никого не было? Там могла лежать парочка.
– Да нет, не лежала. Я заглянул через окно.
– Окно было открыто или закрыто?
– Открыто. – Он опять удивился сам себе. – Я заглянул быстро, на ходу. Там никого не было, только какие-то инструменты за передними сиденьями.
– Какие инструменты?
– Откуда я знаю? Там только ручки торчали. Что-то вроде газонокосилки. Я не смотрел. Я торопился. Не хотел, чтобы меня заметили.
– Ясно, – согласился я. – А как насчет ключа зажигания?
– Что? – Я задел его за живое. – Я не угонял эту машину.