Дорога скорби - Страница 21

Наконец большая часть толпы удалилась, и в комнате осталось пять или шесть человек, три собаки и куча пластиковых стаканчиков, испятнавших влажными плешами старинные полированные столы. Миссис Брэккен, как лунатик, ходила и собирала эти стаканы с одного места, чтобы тут же переложить их на другое. Я люблю аккуратность и не смог удержаться – взял корзину для бумаг и пошел за ней следом, забирая стаканы и складывая их в корзину. Она рассеянно посмотрела на меня.

– Я заплатила за этого жеребца четверть миллиона.

– Он застрахован?

– Нет. У меня и драгоценности не застрахованы.

– И здоровье?

– Конечно, нет.

Она окинула комнату невидящим взглядом. Пять человек сидели в креслах, не помогая и не оказывая поддержки.

– Не сделает ли кто чаю? – спросила она. Никто не шевельнулся.

– Эстер не начинает работу раньше восьми, – объяснила мне миссис Брэккен.

– М-м... А... кто есть кто? – спросил я.

– Господи, ну конечно. Как невежливо с моей стороны. Это мой муж. Ее взгляд с любовью остановился на лысом старике, который выглядел так, как будто ничего не понимал. – Он глухой.

– Вижу.

– А это моя тетя, которая большую часть времени живет здесь.

Тетя была старой и эгоистичной, помощи от нее ждать не приходилось.

– Наши жильцы. – Миссис Брэккен указала на флегматичную пару. Они снимают часть дома. И мой племянник.

Даже хорошие манеры не помогли ей скрыть раздражение, отразившееся на лице и проскользнувшее в голосе при последних словах. Племянник был подростком с вялым ртом и плохой осанкой.

Никто из этой беспомощной компании не был похож на соучастника в нападении на безобидное животное, даже этот недовольный мальчишка, который пялился на меня так, как будто требовал, чтобы его заметили. Здесь было нечто большее, чем простое любопытство, но взгляд не выражал, насколько я мог заметить, ни агрессии, ни страха.

– Если вы покажете мне, где кухня, – сказал я миссис Брэккен, – я приготовлю вам чай.

– Но у вас же только одна рука.

– Я не могу подняться на Эверест, но вполне могу приготовить чай, уверил я ее.

Проблеск юмора начал вытеснять утренний ужас из ее глаз.

– Я пойду с вами, – сказала она.

Кухня, как и весь дом, была построена в расчете на множество народу.

Без труда мы заварили чай в чайнике и сели за выскобленным старым деревянным столом в центре пить его из больших кружек.

– Вы совсем не такой, как я себе представляла, – сказала она. – Вы уютный человек.

Она мне нравилась – ничего не поделаешь.

– Вы совсем не такой, как мне о вас говорил брат, – продолжала она.

– Боюсь, я не сказала вам, что это он остался на поле вместе с ветеринаром. Это он сказал, что я должна позвонить вам. Он не говорил, что с вами так уютно, он сказал, что вы жесткий человек. Я должна была представить вас ему, но вы же видите, что творится... Так или иначе, я целиком полагаюсь на него. Он живет в соседней деревне. Брат приехал сразу, как только я ему позвонила.

– Это он – отец вашего племянника? – спросил я нейтральным тоном.

– Господи, нет. Мой племянник, Джонатан... – Она запнулась, качая головой.

– Вы не захотите говорить о Джонатане.

– Попробую.

– Он – сын нашей сестры. Ему пятнадцать лет. У него неприятности, его исключили из школы... отдали на поруки... Его отчим терпеть его не может. Моя сестра не знает, что делать, так что я сказала, что он может немного побыть здесь. Но это не помогает. Я никак до него не достучусь. Но вы же не думаете, что он что-то сделал жеребцу? – с ужасом спросила она.

– Нет, ни в коем случае. Что у него за неприятности? Наркотики?

Она вздохнула и отрицательно покачала головой.

– Он вместе с двумя другими мальчишками украл машину и разбил ее.

Джонатан сидел на заднем сиденье. Парнишке, который был за рулем, было тоже пятнадцать. Он сломал шею, и его парализовало. Они называют это "покататься". Покататься! Самое настоящее воровство. И Джонатан нисколько не раскаялся. Он бывает настоящим поросенком. Но с жеребцом... это ведь не он?

– Нет. Точно не он. – Я глотнул горячего чая и спросил:

– В окрестностях было известно, что вы держите своего замечательного жеребца на этом поле?

Она кивнула.

– Ева, которая смотрит за ним, ни о чем другом не говорит. Вся деревня знает. Вот почему сюда сбежалось столько народу. Половина деревни, да еще эти туристы. Да еще в такую рань.

– А ваши друзья? – предположил я.

Она мрачно кивнула.

– Все знали. Я купила его на торгах в октябре. Его родословная это мечта. Он поздний жеребенок – родился в конце апреля, а на следующей неделе должен был начать тренироваться. Ох, Господи!

– Мне очень жаль, – сказал я. Я заставил себя задать неизбежный вопрос:

– Кто из ваших друзей приезжал сюда, чтобы полюбоваться жеребцом?

Она не была тупицей.

– Ни один из приезжавших сюда не мог этого сделать! Как? Лорд и леди Декстер? Конечно, нет! Гордон и Джинни Квинт, и милый Эллис? Не будьте глупцом. Хотя я полагаю, – в ее голосе послышалось сомнение, – что они могли сказать о нем другим. Это не было тайной. После тех торгов любой мог узнать, что жеребец здесь.

– Конечно, – сказал я.

Эллис.

Мы допили чай и вернулись в гостиную. Племянник Джонатан неотрывно смотрел на меня, и, улучив момент, я, чтобы проверить свое впечатление, кивнул головой по направлению к двери и пошел на выход. И тут же он встал и пошел следом.

Я пересек холл и через остававшиеся открытыми двери вышел на стоянку.

– Сид Холли, – позвал он.

Я обернулся. Он стоял шагах в четырех, все еще не доверяя мне полностью. Его произношение и общий вид говорили о дорогих школах, деньгах и привилегиях. Рот и поведение говорили о неряшливости.