Дорога скорби - Страница 79

– И мы наложили вам швы на лице.

– Отлично.

– Я видел вас на скачках, – сказал он. – Я знаю, как быстро выздоравливают жокеи. Не сомневаюсь, что бывшие жокеи – тоже. Вы сможете выписаться, как только почувствуете себя готовым к этому.

Я сердечно поблагодарил его, он устало улыбнулся и ушел.

Я точно мог шевелить пальцами правой руки, хотя и едва заметно. Ночью был момент совершенного малодушия, когда я постепенно отходил от анестезии и не мог почувствовать руку ниже плеча. Я не собирался признаваться в этом или вспоминать унизительный страх, с которым я заставил себя посмотреть. И увидел не пустоту, а длинную белую повязку, из-под которой торчали кончики пальцев. Но даже так они казались не принадлежащими мне. Я долго пытался преодолеть паралич и, когда наконец вернулась боль, испытал неимоверное облегчение – только совершенно здоровые нервы могут передавать такие ощущения. У меня было плечо... и рука... и жизнь.

По сравнению с этим все остальное не имело значения.

Во второй половине дня Арчи Кирк и Норман Пиктон прорвались мимо таблички "Посещения запрещены" на двери моей палаты и принесли хорошую новость и плохую.

– Полиция Фродшема нашла вашу машину, – сказал Норман. – Но боюсь, ее раздели. Сняли колеса.

– А содержимое? – спросил я.

– Ничего не осталось.

– Двигатель?

– Большая его часть. Аккумуляторов, конечно, нет. Все, что можно было свинтить, свинтили.

Бедная старая машина. К счастью, она была застрахована.

– Чарльз шлет вам привет, – сказал Арчи.

– Поблагодарите его.

– Он сказал, что вы выглядели так, как будто ничего особенного не случилось. Я ему не поверил. Вы почему не лежите?

– Сидеть гораздо удобней.

Арчи нахмурился. Я мягко добавил:

– Где-то под лопаткой у меня ожог от пули.

Они оба посмотрели на высокую стойку возле моей кровати и трубку, спускающуюся от емкости на ее вершине к моему локтю. Я и это им объяснил:

– Это "обезболивание по требованию". Если мне делается больно, я нажимаю на кнопку, и все проходит.

Арчи взял экземпляр "Памп".

– Внезапно вы стали святым Сидом, который не сделал ничего плохого, – прокомментировал он.

– Адвокаты Эллиса от этого будут рыдать, – сказал я.

– Но вы же не думаете, что адвокаты Эллиса способствовали кампании против вас? – с сомнением спросил Арчи.

– Потому что они такие нравственные люди?

– Да.

Я пожал плечами.

– Есть новости об Эллисе? – спросил я. – Или о Гордоне?

– Гордон Квинт, – полицейским голосом сказал Норман, – еще час назад лежал без сознания с повреждением черепа. Ему делают операцию, чтобы снизить внутричерепное давление. Никто не берется предсказать, когда он придет в себя и в каком будет состоянии, но, как только он сможет понять суть дела, ему предъявят официальное обвинение в покушении на убийство. Как вам известно, тому было множество свидетелей.

– А Эллис?

– Никто не знает, где он, – сказал Арчи.

– Ему очень трудно остаться незамеченным, – сказал я.

Норман кивнул.

– Его может кто-то укрывать. Но мы его найдем, не беспокойтесь.

– А что было сегодня утром в суде?

– Слушание отложено. Поручительство за Эллиса Квинта аннулировано, поскольку он не явился, и, кроме того, он будет обвинен в нанесении тяжких телесных повреждений своему отцу. Выписан ордер на его арест.

– Он хотел удержать отца от убийства, – сказал я. – Он не мог намеренно тяжело ранить его.

– Запутанное дело, – согласился Арчи.

– А Джонатан – он ездил в Шропшир? – спросил я. Они оба выглядели подавленными. – Так он не ездил?

– Да нет, ездил, – тяжело промолвил Норман. – И он отыскал парковщика.

– Молодец, – сказал я.

– Не такой уж и молодец. – Арчи, как и подобает государственному служащему, принес портфель, из которого и извлек бумагу.

Я прижал ее своей все еще не починенной левой рукой и пробежал содержание.

Парковщик подписал заявление о том, что Эллис Квинт обедал со своими коллегами с телевидения и привез некоторых из них с собой на танцы примерно в одиннадцать тридцать. Парковщик его запомнил – конечно же – не только из-за того, кто он такой (там была толпа других известных людей, начиная с членов королевской фамилии), но главным образом потому, что Эллис дал ему чаевые и предложил свой автограф. Он знал, что это было до полуночи, потому что они кончали работу ровно в двенадцать. Тех, кто приезжал позже, обслуживал только один парковщик – друг того, обязанности которого закончились.

Коллеги с телевидения! Черт побери, подумал я. Я не проверил это у герцогини.

– Это непробиваемое алиби, – мрачно заметил Норман. – Он был в Шропшире, когда напали на жеребенка.

– Угу.

– Но вы не кажетесь разочарованным, Сид, – озадаченно сказал Арчи.

– Нет.

– Но почему?

– Я думаю, что вы должны позвонить Дэвису Татуму. Он сейчас у себя в офисе?

– Может быть. А зачем он вам нужен?

– Я хочу удостовериться, что прокурор не отказался от обвинения.

– Вы сказали ему это в субботу.

Он надо мной смеется, подумал я.

– Это не бред после ранения, Арчи, если вы об этом подумали. С субботы я кое-что выяснил, и дела обстоят не так, как кажется.

– Какие дела?

– Например, алиби Эллиса.

– Но, Сид...

– Послушайте, – сказал я. – Это все не так легко сказать, поэтому не смотрите на меня, смотрите на свои руки или еще куда-нибудь. – Они и бровью не повели, так что взгляд отвел я. – Я должен объяснить вам, что я не тот, каким кажусь. Когда люди смотрят на меня, они видят в большинстве своем безобидного человека, который кажется моложе, чем есть, не представляющего никакой угрозы. Неприметного. Я не жалуюсь на это. На самом деле я выбрал этот облик, потому что благодаря ему люди говорят со мной, а это необходимо в моей работе. Они склонны думать, что со мной уютно, как мне сказала ваша сестра Бетти. Оуэн Йоркшир считает меня ничтожеством. Он так сказал. Вот только... На самом деле я не таков.