Дорога скорби - Страница 29

– Что?

– Я нахожу там человек пять журналистов, разных фотографов, миссис Арчибальд Кирк и глухого старца, который говорит: "Э?"

– А что потом?

– Миссис Кирк смотрит на меня чистыми глазами и врет. Она говорит, что не знает, где кто. Через три часа я вернулась в Комб-Бассет, чтобы посмотреть на туристов.

– Вы нашли кого-нибудь из них?

– Они прошли двадцать миль и забрались на пастбище, на котором держат быка. Они в панике ринулись обратно и стали рассуждать о том, как привлечь фермера к суду за то, что он позволяет опасному животному разгуливать рядом с общественной дорогой. Мужчина с лысиной и длинным хвостом сказал, что он привлечет еще и миссис Брэккен за то, что она не держала своего жеребца в стойле, чтобы предотвратить ампутацию, которая вызвала у его дочери истерику.

– Жизнь – это один долгий фарс, – сказал я. Это было ошибкой.

Она тут же уцепилась за это.

– Это ваш комментарий по поводу жестокого обращения с животными?

– Нет.

– Ваше мнение о туристах?

– Пешеходные дорожки очень важны.

Она перевела взгляд с меня на бармена.

– Газированную минеральную воду, лед и лимон, пожалуйста.

Она сама заплатила за свою выпивку, как будто это подразумевалось. Я задумался, насколько ее вызывающее поведение неосознанно и привычно – или она дозирует его в зависимости от того, с кем говорит. Я часто узнавал много полезного о людях, наблюдая за тем, как они разговаривают с другими, и сравнивая реакцию.

– Вы ведете нечестную игру, – сказала она, глядя на меня поверх лимона, насаженного на край стакана. – Ведь именно благодаря "горячей линии" в "Памп" вы попали в Комб-Бассет. Кевин говорит, что вы платите свои долги.

Так платите.

– "Горячая линия" – это его собственная идея. Неплохая, если не считать сотни ложных сообщений. Но сегодня я ничего не могу вам сказать.

– Не "не можете", а не хотите.

– Очень часто это одно и то же.

– Избавьте меня от философии!

– Я с наслаждением читаю вашу еженедельную страницу, – сказал я.

– Но не хотите появиться на ней?

– Это верно.

Она вскинула голову.

– Многие просили меня не печатать то, что я знаю.

Я не хотел окончательно поссориться с ней и мог отказаться от мимолетного удовольствия подшутить над ней, поэтому я принял доброжелательный вид и не стал комментировать.

– Вы женаты? – спросила она.

– Разведен.

– А дети?

Я покачал головой.

– А вы?

Она больше привыкла задавать вопросы, чем отвечать на них. Поэтому ощутимо замешкалась, прежде чем сказать:

– У меня то же самое.

Я глотнул скотча.

– Передайте Кевину, я очень сожалею, что не могу описать ему подоплеку событий. Передайте, что я поговорю с ним в понедельник.

– Этого недостаточно.

– Больше я ничего не могу сделать.

– Вам кто-то платит? – требовательно спросила она. – Другая газета?

Я покачал головой.

– В понедельник. – Я поставил пустой стакан на стойку. – До свидания.

– Подождите!

Она посмотрела на меня взглядом, в котором не было феминистской агрессии и не читалась необходимость набирать очки в битве, которую выиграло предыдущее поколение. Я подумал, что, возможно, Индия Кэт-карт не создана для продолжительного брака, как и я. Я женился на любящей и милой девушке и заставил ее ожесточиться – худшая и самая печальная ошибка моей жизни. Индия спросила:

– Вы не голодны? Я целый день ничего не ела. Мой кошелек выдержит два обеда.

Бывает хуже. Я быстро обдумал вероятность того, что меня размажут по пятнадцатой странице, и решил, как обычно, что у всякого риска есть свои пределы. Рискуйте, но с предосторожностями – великий девиз.

– Ваш ресторан или мой? – улыбаясь, спросил я, и тут же в ее глазах мелькнул слабый отблеск триумфа – она подумала, что рыбка попалась.

Мы ужинали в шумном, ярко освещенном, большом и полном народу ресторане. Выбор был за Индией. Это было ее естественное окружение. Несколько подхалимов зааплодировали, когда шепелявая девушка провела нас к центральному почетному столику. Индия Кэткарт признала аплодисменты и потащила меня за собой, как хвост кометы Галлея , никому меня пока не представляя.

Меню было поразительным, но по давней привычке я заказал самые простые блюда, с которыми можно было неплохо управляться одной рукой, кресс-салат, кэрри из утки с тушеными овощами. Индия заказала баклажаны в масле и гору хрустящих лягушачьих лапок, которые ела руками.

Лучше всего в этом ресторане было то, что шум делал приватную беседу невозможной – все, что там говорилось, могли услышать за соседними столиками.

– Итак, – сказала Индия, – Бетти Брэккен была в слезах?

– Я не видел ни одной слезинки.

– Чего стоил этот жеребец?

Я попробовал овощи и решил, что они пережарены.

– Никто не знает, – сказал я.

– Кевин сказал мне, что он стоит четверть миллиона. Вы просто уклоняетесь от ответов.

– Сколько стоит и чего стоит – это разные вещи. Он мог выиграть дерби. Он мог стоить миллионы. Никто не знает.

– Вы всегда играете словами?

– Довольно часто, – признался я. – Как и вы.

– Где вы учились?

– Спросите Кевина, – улыбнулся я.

– Кевин рассказывал мне о вас такие вещи, что вы можете не захотеть, чтобы я о них знала.

– Какие же?

– Например, что легко обмануться вашим мирным видом. Что у вас вольфрам вместо нервов. Что вы болезненно относитесь к потере руки. Хватит для начала?

Я задушу Кевина, подумал я.

– Как вам лягушачьи лапки? – спросил я.

– Мускулистые.

– Ничего, у вас острые зубки.

Ее отношение вполне заметно сменило направление от покровительства до неуверенности, и она начала мне нравиться.